ГЛАВА 4. УНИЧТОЖЕНИЕ И РАЗГРАБЛЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ.
Погружение во мрак.
Один из составителей книги, будучи в командировке на Соловецких островах летом 1993 года, встретил там польского журналиста Мариуша Вилька, собиравшего материалы о сталинских лагерях. В первые дни войны в Абхазии Мариуш Вильк находился на Кавказе, и составитель записал его рассказ об этом путешествии.
Несколько слов о самом Мариу-ше Вильке, одном из известнейших польских журналистов. Мариуш был главным редактором газеты "Солидарность", пресс-секретарем Леха Валенсы. После военного переворота в Польше в 1981 году ушел в подполье, дважды подвергался длительным арестам. Он автор книги о "Солидарности" в подполье, вышедшей во многих странах мира.
В 1988 году после создания Круглого стола разошелся со своими бывшими единомышленниками, пришедшими к власти. Вильк работает корреспондентом в Берлине в эпоху крушения Берлинской стены, затем уезжает в США, где читает лекции в американских университетах. С мая 1991 года работает в Москве корреспондентом одной из гданьских газет.
В августе 1992 года Мариуш Вильк отправляется в Грозный, где формируются отряды добровольцев, чтобы вместе с ними попасть в Абхазию.
Ниже следует рассказ Мариуша Вилька, записанный П.В.Флоренским на Соловецких островах.
Первая запомнившаяся картина - это Грозный, площадь перед Домом правительства, заполненная людьми с оружием, в папахах. Они встречают вновь прибывших, палят в воздух, поднимая свой боевой дух.
Мне удалось встретиться с Джохаром Дудаевым. Не буду передавать всей беседы, скажу лишь ее суть, соль. Я спросил, что будет дальше в Абхазии. Он ответил, что пока это конфликт между двумя народами. Я спросил, а что будет, если в эту войну вмешается Россия. Дудаев ответил, что если в эту войну войдет Россия, то это будет очередная кавказская война, из которой Россия не выйдет в том состоянии, в каком вошла. Для меня это была однозначная угроза в адрес России.
Встреча с Гамсахурдиа произвела на меня иное впечатление. У него было не такое боевое настроение. Гамсахурдиа был мрачен, он глубже понимал трагедию грузинского народа, связанную с войной в Абхазии, понимал, что это бич, который ударил по обоим народам. На меня произвела сильное впечатление его болезненная ненависть к властвующей в Тбилиси, как он сказал, хунте. Болезненная, ибо толком я ничего не мог от него узнать. Каждое его второе слово было "фашисты, убийцы." Это был получасовой монолог, где он все время повторял: "...пытают, убивают, убийцы, фашисты." Так что беседы в общем-то не получилось. Я беседовал также с другими представителями грузинского правительства в изгнании, правительства Гамсахурдиа. Их положение показалось мне безвыходным, бесперспективным. Они сидели запуганные в маленьких комнатах в гостинице, без воды, в ужасных условиях. Только что вспыхнувшую войну в Абхазии они воспринимали как трагедию грузинского и абхазского народов.
Не дождавшись выхода отряда добровольцев, - поджимало время, - я решил в одиночку перебираться через Кавказ, сначала в Тбилиси, а затем в Сухуми. До Владикавказа добрался автобусом. Дальше, за городом, увидел посты, танки - дорога была перекрыта. Мне подсказали как попасть на Военно-Грузинскую дорогу. Проезжавшие мимо машины не останавливались. Надо сказать, что я был одет в форму польской армии, удобную в путешествии. Очевидно, меня принимали за военного, так что, видимо, поэтому шоферы опасались брать меня в машину. Солнце клонилось к закату. Я ждал уже два часа.
В конце концов я решил подойти к милиционерам, досматривающим машины, нет ли в них оружия, и попросил их помочь мне договориться с водителями. Ехал армянский шофер в пустом грузовике. Он-то и согласился взять меня с собой. Поехали.
По мере того, как мы приближались к осетино-грузинской границе, водитель заметно забеспокоился. Я спросил о причинах его нервности. Он ответил, что боиться ехать через Грузию ночью: известно, что грабят. Останавливают патрули, не остановиться нельзя - это люди с оружием, идет война, это нормально. Но бывает, что под видом патрулей выступают банды, не имеющие никакого отношения к регулярной армии. Они останавливают машины, грабят, часто убивают водителей, а машины угоняют. Я сказал, что у меня корреспондентская аккредитация, что моему посольству известно о моем путешествии и, возможно, это оградит нас от неприятностей. На что водитель горько усмехнулся: он был мудрее меня в этом вопросе.
Мы въехали на Крестовый перевал. Был закат солнца. На другую сторону спускались уже в полной темноте, наступала южная августовская ночь. Мы как бы рухнули во мрак. Мне показалось, что мы въезжаем не только в ночь физическую, но и в ночь беззакония, вообще в ночь, как черную вату. В ничто.
По всей Военно-Грузинской дороге каждые пять километров - патрули, досматривающие машины. А по обе стороны дороги на обочинах - стаи грузовиков. Оказалось, что они ожидают цистерны с бензином, которые придут то ли сегодня, то ли завтра, то ли вообще через неделю. Потом я узнал, что трудности с бензином были по всей Грузии. И вот грузовики, идущие в Осетию, стояли тут, как бы вмерзшие в обочины. Некоторые были тут уже 3-4 дня, а водители спали прямо в кабинах в ожидании бензина.
Доехали до Тбилиси. На подступах к городу выяснилось, что транзитные машины не имеют права въехать в город, им следует объезжать Тбилиси по окружной дороге. Я уже подумывал, как потом с окружной буду добираться до города. Но тут нас остановил очередной патруль. Надо сказать, что до этого патрули были нормальные, не было хамства, неприятных моментов. А тут слышу из темноты крик, матершину. У МОЕГО водителя начинают трястись руки. Слышим: "Ты, армянская свинья, что ты тут делаешь, тебе бороться надо. Твоя страна воюет, а ты тут делаешь деньги." Короче, ситуация не из приятных.
Я быстренько вынимаю свою аккредитацию, открываю дверь кабины и вдруг вижу нацеленный на меня автомат и голос: "Кто ты?" Я без слов протягиваю документы абсолютно пьяному подростку. Я замечаю, что вся группа людей, остановивших нас, вдребезги пьяна и, по-моему, кроме того под действием наркотиков, потому как все время дивно радуются. Мальчик с трудом прочитал, что я иностранный корреспондент, это его даже отрезвило. Он принял меня с широкой улыбкой: О, брат наш с Польши!"
Все внимание членов группы переключилось на меня, они как бы забыли о водителе моей машины. Я сделал знак армянину, чтобы он уезжал. Воспользовавшись ситуацией, тот быстро уехал.
Меня окружили со всех сторон. Один из людей, взяв меня за руку, отвел в сторону и тихонько говорит: "Брат, сделай мне приглашение в Польшу." Я удивился: тут война идет, а меня просят о приглашении. Таков моральный уровень этих ребят, для которых война - не серьезное дело, а некое приключение. Желая узнать что он за человек, я сделал серьезный вид и сказал: "Ладно, сделаю, только ты дай мне свои данные." Он пьяной рукой написал мне корявыми буквами свои данные на бумажке. Так я узнал, что ему всего пятнадцать лет с небольшим. Мальчик совсем, но уже при полном оружии и пьяный. Меня тоже пригласили выпить. Одновременно связались по рации с аким-то капитаном. Через десять минут капитан появился на джипе, посадил меня в машину и сказал, что отвезет в гостиницу.
А затем был один из самых опасных моментов моего путешествия на войну. Капитан был абсолютно пьян. А ехал с необычайной скоростью, так, что однажды машина чуть не перевернулась. Пьянка и быстрая езда подвергли мою жизнь опасности.
В конце концов мы доехали до Тбилиси. Тут, проезжая мимо своего дома, капитан спросил, не хотел бы я остановиться у него, будет интересно, он что-нибудь мне расскажет. П подумал, что для меня это действительно интересней, чем сидеть в гостинице в кругу иностранных журналистов. И мы поехали к капитану.
До того, как продолжить рассказ, хотел бы предупредить, что я сознательно не пользуюсь именами людей, о которых рассказываю. Я мог бы назвать выдуманные фамилии, но и этого делать не буду. Лучше, если я ясно сразу скажу, что я был все-таки гостем этих людей, они меня кормили-поили, дали мне кров. Я не одобряю их действия, но самое главное - понять, что я говорю не против них самих, я против явлений. Я пытаюсь оценить явление, а не людей. Я не чувствую себя вправе осуждать людей, тем более людей, которые были так гостеприимны ко мне. А теперь я и продолжу мой рассказ, называя людей обозначением их функций.
И мы поехали домой к Капитану. Там, успокоившись после сумашедшей езды, я спросил из какого он формирования. Дело в том, что он был одет во все черное - от ботинок до кепи, - а я не знал что это за форма. Улыбаясь, Капитан спросил, знаю ли я что такое гестапо в Германии. Я ответил, что знаю. Вот, говорит мой собеседник, такое формирование есть и у нас, и я в нем состою.
Капитан разбудил жену, она накрыла стол, из соседней комнаты вышел еще один человек. За столом я спросил,чем он занимается. Тот ответил, что коммерцией, бизнесом. Я потом отмечал не раз связь людей коммерции и формирований квазиармии. Потому, как я понял, формирование, о котором шла речь, - это не чисто армейское формирование, а нечто вроде политической полиции, созданной Китовани в начале войны с Абхазией, чтобы иметь присмотр в своей политической борьбе, внутренней борьбе с Иоселиани. Иоселиани уже имел формирование "Мхедриони". Вот и Китовани хотел, когда его армия была занята войной в Абхазии, иметь подобное формирование внутри страны, и создал "черную полицию", чтобы тут тоже контролировать ситуацию и не отдавать все в руки иоселианцев. Это мои рассуждения, не знаю, насколько они верны.
На следующий день я побывал в МИДе, где сказал, что хотел бы отправиться в Сухуми. Выяснилось, что надо было, чтобы посольство прислало официальную заявку, что для оформления требуется 5-6 дней. Я понял, что мне необходимо искать иные пути, чтобы попасть в Абхазию.
Мой Капитан спросил меня не хотел бы я побывать на одном из их сборищ. Я согласился, и мы поехали под Тбилиси. Приехали в маленькую, старинного вида деревушку, где был расположен лагерь формирования. Мне это напомнило фильмы Феллини, именно те, где Феллини повествует о рождении фашизма. Именно в Италии, а не в Германии. Итак, лагерь. Я не выходил из машины, наблюдая за происходящим из окна. Происходила муштра членов формирования. Это были мужчины лет сорока. Картина показалась мне немного смешной, потому что это были явно бывшие учителя, сельские жители, колхозники, не привыкшие к военной форме. Они возбуждали себя воинственными выкриками и приветствовали друг друга фашистским жестом выброса руки. Они были не страшными, а, скорей, гротескными. Но стоило вспомнить, что эти люди могли убивать других людей, чтобы почувствовать грозу.
Вот это и были китованцы, "черная", политическая полиция после посещения лагеря Капитан отвез меня в центр города. Мы договорились, что я вернусь к нему вечером. И тут мною овладело двойственное чувство. С одной стороны, передо мной был один из красивейших южных городов, который мне хотелось посмотреть, с другой - надо было думать как добраться до Сухуми.
И вот, думая об этом, иду старинными улочками города и вижу, что все кафе закрыты, несмотря на то, что еще около 7 часов вечера. И тут я поравнялся с двумя мужчинами средних лет. Я спросил, где можно выпить хорошего грузинского вина. Почувствовав мой необычный акцент, они спросили откуда я. Я сказал, что из Польши. Тогда один их них пригласил меня к себе, оказалось, что он живет тут недалеко.
Мы пришли к нему. Он живет в старинной части Тбилиси. Я увидел дом очень богатого человека: интерьер, телевизор, - все детали обстановки самых высоких стандартов, какие я видел на Западе, в Европе и Америке. Это был действительно богатый человек. Я видел потом на рынке, как он подавал милостыню бедным, старикам, калекам по 2-3 доллара, а они целовали ему руки. Мне потом говорили, что этот человек был одним из главарей тбилисской мафии, но при том он был легальный человек, не вор, не гангстер, не подпольщик. У него было несколько магазинов, ресторан. Он пользовался огромным авторитетом. Я видел однажды, как он рассудил спорящих людей. Словом, такой классический мафиозо в итальянском стиле, причем, со связями, человек, у которого нищие могут поесть, пожить, и у которого связи с одной стороны - с преступным миром, а с другой - с политическим. Когда я как-то начал выражать сомнение в политике Шеварднадзе, не критиковать даже, а сомнения лишь выразил, он налился кровью и стал рьяно защищать Шеварднадзе, говоря, что он единственный спаситель Грузии, только он может сделать большую и сильную Грузию. В глазах этого Крестного Отца, - а именно так я дальше буду его называть, - в его глазах Шеварднадзе - козырь в общественном мнении, друг всех крупных политиков мира и благодаря ему Грузия может играть главную роль в политических интригах в регионе.
Попивая вино, он спросил где я остановился. Я ответил, что у Капитана. Он иронически улыбнулся и предложил перейти жить к нему, сказав, что жена с ребенком в Америке, и я могу жить у него сколько захочу. Я сказал, что много не хочу, так как главное для меня - добраться до Сухуми и попросил его посоветовать мне что-нибудь. Он сказал, что завтра оттуда приедет командир спецгруппы, чтобы похоронить своего друга, убитого в Сухуми. Вот с ним-то я и могу добраться до Сухуми, когда тот поедет обратно.
Этот Командир, так я буду называть его, приехал вечером следующего дня. Мы познакомились, он обещал забрать меня в Сухуми, но прежде он должен был похоронить своего друга и у нас был целый день впереди. Целый день это была сплошная гульба. Он вернулся с похорон и мы поехали на Черепашье озеро под Тбилиси. Там они закупили огромное количество бутылок шампанского, наняли профессиональных певцов. Так я попал не в военную обстановку, а на настоящий грузинский пир, перешедший потом в ресторан, открытый ночью. Так что не все заведения были закрыты. Была дивная гульба, где ни слова о войне, как-будто ее не было. И только поздней ночью, полупьяные, мы вернулись в дом Крестного Отца.
Тут пьяный Командир стал откровенничать. Я уже от Гамсахурдиа знал, что в грузинской армии очень много преступников, а тут, слыша сленговые словечки Командира и пользуясь тем, что мы оба выпили, я вдруг спросил не является ли он "вором в законе". Он мгновенно протрезвел и спросил, откуда я это знаю. Я сказал, что сам сидел в Польше, был знаком с "ворами в законе", а кроме того я интересовался лагерями тут и знаю тему. Он расслабился и сказал, что действительно сидел 10 лет на Дальнем Востоке. За что? За вооруженное нападение на милиционера. Он совсем расслабился и сказал: "Вот видишь, тогда меня сажали за оружие, а теперь смотри на меня..."
И действительно, картина была как из видеофильма. У него было два пистолета, один легкий и один тяжелый автоматы. И все это он постоянно носил с собой. Я знал из литературы, что есть люди, больные оружием. Так и он. Он все время перекладывал патроны, перезаряжал оружие, чистил дуло. Все время. Сидим, пьем водку, слушаем музыку, а он играет своим оружием. Иногда он вставал, жестом Рембо надевал на нос очки, подходил к зеркалу и смотрел на себя в полном вооружении.
Человек, для которого оружие стало как бы элементом игры с миром. И он говорит при этом: "Видишь, раньше меня за оружие преследовали, а теперь считают героем." И действительно, когда он ходил по городу, за ним бегали восторженные мальчишки, а он упивался славой, славой бойца, который имеет на своем счету несколько убитых абхазцев. Такие о нем уже ходили легенды.
Я его тоже спросил, что он думает о Шеварднадзе. И получил иной ответ. Если Крестный Отец хорошо разбирался в политике, то Командир был прост и сказал: " Что ж, мы его посадили, мы его можем и снять, если он нам не понравиться. Я спросил, кто это "мы". Он сказал: "Мы - люди с оружием". Я понял, где проходит в Грузии линия разделения: мы - это люди с оружием, и все остальные - рабочие, политики, все это другая каста. А люди с оружием могут ставить власть, могут снимать, могут все. Я спросил его, что он будет делать, когда война в Абхазии кончится, потому как я понял, что война стала для него профессией и призвание его - жить не войне. Он сказал, что тогда они должны вернуться в Осетию, потому что к тому времени осетины побогатеют и будет что грабить. А если не Осетия, то есть богатая Аджария, где можно ободрать. А пока будем грабить Осетию и Аджарию, разбогатеет Абхазия. Таким образом^, он мне показал, что в этой войне, а может, не только в этой, политические цели не касаются людей с оружием. Для них война - это войти в город, обобрать все магазины, квартиры, обокрасть, потом все это перевезти в Тбилиси к своим знакомым коммерсантам, о связи с которыми я уже говорил. У Крестного Отца несколько магазинов, где торгуют именно такими товарами. Он мне их показывал, не скрывал, говоря о происхождении предметов, которые получал от людей с оружием и кому платил торговую надбавку. Уже позже, будучи на одной из пьянок в армейском подразделении, я спросил почему они так быстро вошли в город, изгнали абхазцев, а потом застряли на реке Гумиста. Они улыбнулись на это иронически, они, надо сказать, реально представляют себе свои богатые возможности, и ответили: "А кто бы тогда занялся магазинами?" Надо было забрать телевизоры, холодильники, погрузить все это на поезд, отправить друзьям в Тбилиси, чтобы реализовать там, а затем продолжать войну. "Но пока мы грабили Сухум, абхазцы уже успели сформировать свою армию".
На следующий день мы с Командиром поехали в Министерство обороны, где говорили по моему поводу с каким-то генералом. Они говорили по-грузински, очень ругались, видно, генерал не хотел, чтобы я отправился в Сухуми. Но, по-видимому, Командир пользовался большим влиянием, потому что ему удалось выкричать мое участие.
Мы погрузились в военный самолет, в котором летели дивные люди: было 3-4 бойца регулярной армии, а остальные - люди непонятные. Один из них подошел ко мне и спросил откуда я. Напоминаю, что я был одет в польскую военную форму, а кроме того обрит наголо, я был в очках, а Командир к тому же дал мне автомат, который я держал в руках. Так вот. Услышав мой странный акцент, один из этих людей подошел ко мне и спросил откуда я. Я ответил, что из Польши. Он оживился: "А что, из Польши тоже наемники приезжают?" Тогда я понял, что эти люди были наемники, а меня приняли за наемника из Польши. А откуда они сами, я не спрашивал. Мне показалось, что двое из парней прилетели из Нагорного Карабаха. Зачем прибыли? Думаю, они зарабатывали большие деньги, но точно не могу сказать. Один из них был ясный блондин, Полицай, другого называли необычным тут именем Филлип, хотя скорей всего это была кличка. Он успел уже побывать в Карабахе, в Осетии. Позже я понял, что людям с оружием на Кавказе все равно на какой стороне воевать. Главное, чтоб был интерес, чтоб можно было пограбить, чтоб можно было легально носить оружие: приехать с этим оружием в город, развлекаться с девчонками, ходить с большими деньгами по ресторанам. Короче, все что в спокойной стране в норальной обстановке уголовщина, криминал, в ситуации войны становится легальным и получает запашок героизма. Так вот, это была группа именно таких людей.
Не успев сесть в самолет, они тут же начали распивать пиво, вино. Будто не на войну отправились, а на маевку. Параллельно с нами вылетал самолет Красного Креста с иностранными журналистами на борту, успевшими оформить разрешение. Их самолет прилетел на 10 минут раньше нашего. И вот сцена. Мы выходим из самолета после большой гульбы, а те - бледные, испуганные. Оказалось, что их самолет обстреляли. То ли подставили, хотя красного креста я на самолете не видел, то ли за нас приняли.
Тут, в Сухуми, в аэропорту, к самолету подлетает машина и для меня словно начинается фильм-вестерн. Я уже говорил о скоростях, на которых военные ездят на машинах. Сначала мне показалось, это театральщиной: шофер сидит в машине, вокруг люди с автоматами, нацеленными в разные стороны, бешенная скорость на дорогах. Потом я понял, что это из-за опасения снайперов. Однажды при мне так застрелили человека. Так что это был не театр, а война, хотя я ее ощутил лишь через неделю после начала своего путешествия.
Итак, въезжаем в город, совершенно пустой. Стоит на одинокой улочке сгоревший автобус, все витрины и окна городских магазинов разбиты. Ни одного живого магазина в городе, все убитые. Людей мало. Если и идет кто, то тишком, бочком. Патрули. Скопление людей лишь в порту, где беженцы ждут судна, чтобы отправиться в Сочи. Там были не только русские, люди всех национальностей. Я позже слышал, что грузинские подразделения, когда вошли в Абхазию, врывались и грабили особенно армянские дома.
Привезли меня в очень красивый дом на склоне горы, типа санатория или ботанического сада. Там недалеко была дача Сталина, как мне сказали. Это был главный штаб, где сидели все главные командиры подразделений. Там моего Командира сильно обругали за то, что меня привез. Расположение штаба было военной тайной. Ему приказали отвезти меня в военный санаторий. Но прежде - и это спасло меня потом -мы поехали к коменданту города, я показал ему мою аккредитацию, а он распорядился меня поселить в санаторий Министерства обороны. В санатории я сказал Командиру, что хотел бы присутствовать при какой-нибудь акции. Тот сказал, что узнает и заедет за мной.
Итак, я остался один. Я как бы опомнился, чтобы подумать - где я, зачем я здесь. И что же я увидел? Расцвет лета на одном из красивейших курортов Черного моря. Благоухает цветущая магнолия, вокруг пальмы. Я отправился на пустынный пляж, где-то громыхало, недалеко были абхазские позиции, но снаряды на пляж не попадали. Я купался и загорал. Было чувство, что я на другой планете, как бы заблудился в непонятном и злобном мире, а вся красота вокруг даром пропадает, потому что воюющие мужи не замечают этой красоты.
Ночью была гроза. Я впервые пережил южную грозу. Такой гром, что, казалось, лопаются стекла. Я даже подумал, что это налет. Утром мне сказали, что действительно, воспользовавшись грозой, абхазы попытались войти в город. У вокзала была перестрелка, взято в плен 34 абхаза, есть убитые с грузинской стороны. Правда, все донесения об успехах грузинской армии потом казались мне маловероятными, мне показалось, что они вообще не умеют воевать, у них постоянно хаос, крики, беготня и все время поиски чего-нибудь выпить.
В санатории я познакомился с парнем, украинцем, родившимся в Сухуми. Он работал истопником в санатории и согласился показать мне город. Он рассказал мне о начале вторжения в Сухуми грузинской армии, как сняли абхазскую оборону, показал где сидели снайперы. Он сказал, что это были не абхазские снайперы, а какие-то сумашедшие люди, которые получили оружие в том беспорядке, какой начался, когда в город входили войска. Они сидели на высоких точках и стреляли в кого попало. На них охотились грузины диким способом: они подгоняли крупнокалиберные танки, стреляли, да так, что сносили снайпера, а вместе с ним два этажа жилого дома.
Мы пришли на рынок. Он был пуст. Был всего один старик отважный. Он принес из села персики и продавал их. Люди боялись, что не только отберут товар, но и побьют еще. Мы купили персиков, сели в автобус и поехали по долине реки. Там вышли, увидели многоэтажный дом, 5-7 этажей, а около него бетонная веранда, как бы смотровая площадка на обрыве над долиной. Стоим, едим персики. Перед нами панорама долины шириной в километр, вдали дымки, видно, что там - бух! - стреляют и дымки показываются. Это была линия фронта, которая отсюда казалась игрушечной.
К нам подходит какой-то старик, начинает жаловаться, что такая злоба между людьми, так раньше по-братски жили люди, а теперь такая резня. Говорит-говорит, а сам оглядывается и кому-то знаки делает. Я думал, порядочный человек, а оказалось -стукач, более того, провокатор. Потому что вдруг подкатывает черная "Волга", а старик ухмыляется с такой неприятной улыбкой. Из "Волги" выскакивают люди с оружием прямо ко мне, один из них чуть в рот мне не сует дуло автомата. Руки мне на парапет, я уже думал - конец. Едва успел вынуть аккредитацию и сунуть ему под нос. Подъезжает вторая машина. А в ней командир этой группы, маленький и очень нервный. Было такое впечатление, что он меня вот-вот застрелит. У него все время дрожали руки. И я думал, что он меня застрелит не потому, что так хочет, а потому, что так получится. Он посадил меня на заднее сидение своей машины рядом с украинцем, а между нами еще двух бойцов. Сам сел впереди. Нацелил мне в голову свой автомат и- говорит: "Одно твое движение - и я стреляю. Смотри." И я вижу, что действительно в любой момент он может выстрелить - руки у него дрожат. Водитель едет очень быстро. На каждом ухабе мы рискуем перевернуться. Доезжаем до какого-то магазина, типа супермаркета. Там много-много женщин, ждут, когда привезут хлеб. Сопровождающие нас, меня и украинца, вбегают в магазин, расталкивая этих женщин. Бежим не в сам магазин, а на второй этаж, там, где обычно сидит дирекция магазина, но там сидело какое-то начальство грузинской армии. Там меня обыскивают, отнимают мою записную книжку, - еще до этого я дал им свои документы, - берут какие-то рубли, все, что было. Спрашивают меня, откуда я прибыл. Я говорю, что со стороны Сухуми, а они все время настаивают, что я пришел со стороны реки, с абхазской стороны. К тому же я был в армейской форме, так что они приняли меня за абхазского шпиона, отсюда эта нервность, вся эта ситуация. Моим козырем оказалось то, что за день до этого я был представлен коменданту города. Они сказали - мы проверим, если это правда, мы тебя отпустим, если нет, то убьем, убьем, как собаку. Меня опять затолкали в машину, отвезли к коменданту, я сдал мою аккредитацию в прихожей, меня к нему не заводили, только вышли потом и сказали: "Ну, парень, уходи." Украинца тоже отпустили, он попрощался и тут же убежал. Но все таки главная их агрессия была на меня направлена.
Я вернулся в свой санаторий и через полчаса решился сам поискать моего Командира. И я пошел туда, где мы были с ним накануне, в дом на склоне горы. Люди, которых я там встретил, узнали меня, окликнули и сказали, что Командир в столовй. Я зашел в столовую и увидел там знакомых людей, с которыми летел в самолете. Они говорят мне: "Давай мы тебе аттракцион покажем." И повели в комнатку, где сидела маленькая обезьянка. И это был аттракцион, который они потом и показали. И что было характерно: накануне вечером ведущая телевидения то ли в "Новостях", то ли в а
российских "Вестях" сказала, что неправда, будто грузинские военные разгромили знаменитый сухумский обезьянний питомник. Так вот, эти парни мне рассказывают, что вчера вечером у них была интересная игра: они пускали бежать по пляжу обезьянок и стреляли в них, как по живым мешеням. Для меня это являлось живой иллюстрацией телевизионной фальши. Обезьянка обречение посмотрела в нашу сторону. Я вышел из комнаты...
Приехал мой Командир и говорит: "Давай я познакомлю тебя с хорошим парнем." Он отвез меня на пляж, где стояла артиллерийская часть, командиром которой был человек 27-28 лет, одноглазый, с черной повязкой на глазу, как пират. Говорил он диким матом, как я понял, тоже был "вор в законе". Среди своих товарищей он имел репутацию отчаянно отважного человека, легендарного, он успел повоевать уже в Осетии, был одним из главных штурмовиков Гамсахурдиа в Тбилиси, а теперь был шефом батальона артиллерии. Бойцы жили в коттеджах пансиона, отданного в их пользование бизнесменом-греком. Пансион был его частной собственностью. Этот грек мня очень удивил, когда стал спрашивать, так, как если бы не было войны, как можно сделать бизнес в Польше, что продавать. Видно было, что этот человек цветет в создавшейся обстановке: он был под крылом армии, которой он отдал свои коттеджи. Он еще сказал: "Да, но после них придется коттеджи ремонтировать." Явно, что от всего этого он что-то имел, иначе почему бы ему не бросить все, не продать имущество и не уехать. А он просто цвел.
И вот там произошла ситуация, оставившая сильное впечатление. Дело было так. Шеф батальона говорит: "Надо ребят чем-нибудь угостить. Несите-ка сюда водку." Я сказал, что водку не особенно люблю. И тут началась суета, буготня, а через две минуты джип, набитый бойцами, на полном газе подкатывает. И спрашивают меня, не хочу ли я поехать вместе с ними на аэродром. Я согласился, сел в машину между вооружными людьми. Едем на бешенной скорости. При выезде из города вдруг выстрелы. Я растерялся, даже не понял, что стреляют в нас. И тут человек на переднем сиденьи, рядом с шофером, хватается за голову, по его шее - струя крови. Топко тогда я понял что это было: нас накрыло автоматной очередью. Что, откуда, один человек стрелял, группа ли - не ясно. Машина увеличила скорость, будто желая перегнать выстрелы, мчимся. Влетели на всей скорости на взлетную площадку и там стали запихивать в вертолет этого парня, чтобы быстрее его отправить. Запихнули. Потом уже спокойно заехали в один из магазинов в аэропорту, там-то и выяснилась цель нашей поездки. Люди, с которыми я ехал, стали сливать из бочек в канистры шампанское. На обратном пути я вспомнил, что взял с собой в дорогу на Кавказ томик старинной грузинской поэзии. Там, в одном из стихотворений, была такая фраза: "И вместо вина будем пить вражью кровь..." Я подумал, что по иронии судьбы повернулось наоборот. Мы пили вино, за которое заплатил кровью, а возможно, и жизнью один из своих.
Когда мы возвратились в баталоон, там опять пошла жуткая пьянка. Потом было купание всего батальона, мужчины выскочили из трусов, пьяные, бросились в теплое море. В греческом коттедже они оставили на стреме двоих парней, чтобы они там стреляли из пулеметов. Так что грохот был. Коттедж был расположен недалеко от абхазских позиций, на окраине города, так что чтобы дать знать о своем присутствии батарея стреляла через городской квартал в сторону реки, где абхазы.
Во время купания был случай, о котором не могу не рассказать. Ну, мы купаемся и вдруг видим как в нашу сторону по пляжу идет дивная пара: женщина лет шестидесяти и мужчина лет двадцати-двадцатипяти, за руки держатся. Видно, большая, так сказать, курортная любовь. И разница в возрасте, да и вообще их явление в такой ситуации показались мне просто фантастическими. Командиры, начальники эти, их, конечно, задержали, оставаясь голыми, не скрывая всех своих достоинств. И начинают в
таком виде допрос: куда идете, зачем и прочее. Те отвечают, что познакомились здесь еще до войны, она в отпуске, в России у нее муж остался. И вот встретились, влюбились, война ее задержала и они используют чрезвычайную ситуацию, занимаясь друг-другом. Странная такая парочка. Им объяснили, что тут военная часть, проходить нельзя, но в конце-концов отпустили и они пошли своей стороной.
Когда стемнело, мы вернулись в коттедж. Я поднялся в свою комнату. И оттуда, сверху, слышал, как внизу между бойцами батальона началась сначала ссора: крики, брань, ругань, а потом пошла страшная драка. Утром я видел у одного бойца все око черное, такая была потасовка.
На следующий день я понял, что меня не возьмут ни на какую акцию. Потому что никаких акций они не делали, все было для вида, для шума. Я попросил их отправить меня, а они сказали, что отвезут меня в аэропорт и посадят на какой-нибудь военный самолет. Почему военный? Да потому что военные самолеты летали каждый день в Тбилиси за хлебом для армии. Я не знаю, как гражданское население получало хлеб, потому что хлеб был только для армии, а для армии они самолетом возили. И вот на таком хлеболете, так сказать, обратным рейсом я добрался до Тбилиси уже официально, как корреспондент.
В Тбилиси я остановился на сутки у Крестного Отца. Его брат пригласил меня на какой-то праздник. Мы пришли в старый квартал Тбилиси, там в типично тбилисском дворе были расставлены столы, было много людей, вино, зелень, угощения. За столом люди говорили мне: "Смотри, вот сидит армянин, вот азербайджанец, вот еврей, грузин, русские. Мы жили все вместе, дружно, весело. Мы сидим за одним столом. Зачем нас разделяют? Зачем эта война, кто ее придумал, кому она нужна?" Для этих людей было ясно, что война принесла ухудшение жизни: нет бензина, нет тракторов, чтобы убирать урожай, они не могут поехать куда хотят, радоваться жизни в этой некогда цветущей стране. Это были люди без оружия.
***
[Оглавление] [Дальше]